В преддверии 150-летия со дня рождения А.Н. Скрябина Музей планирует провести цикл фондовых выставок, подробно рассказывающих о различных этапах жизни и творчества Александра Николаевича.

Открывает этот цикл выставка «Скрябин. Начало пути», посвященная периоду становления великого русского композитора и пианиста.

Александр Николаевич Скрябин происходил из небогатого дворянского рода. Дед композитора, Александр Иванович Скрябин (1811–1879), был военным.

В 1846 г. он женился на дочери капитан-лейтенанта флота Елизавете Ивановне Подчертковой. Вторым из их десяти детей был Николай – отец будущего композитора.

Николай Александрович (1849–1914) окончил факультет Учебного отделения восточных языков при Азиатском департаменте и, став дипломатом, большую часть жизни провел за границей, приезжая в Россию только в отпуск.

Мать композитора, Любовь Петровна Щетинина (1848–1873), происходила из небогатой семьи, жившей под Петербургом в поселке императорского фарфорового завода. В 1861 году Любовь Петровна поступила в Санкт-Петербургскую консерваторию и в 1866 году закончила ее как пианистка по классу профессора Т. Лешетицкого, получив диплом и звание свободного художника. Именно от нее Александр Скрябин унаследовал свои музыкальные способности.

Саша Скрябин родился 25 декабря 1871 года (по ст. стилю) в доме своего деда, А.И. Скрябина, и 31 декабря был крещен в церкви Трех святителей на Кулишках.

Мать Скрябина вскоре умерла от туберкулеза в швейцарском санатории, и все заботы по воспитанию ребенка взяли на себя его тетя – Любовь Александровна Скрябина – и бабушки – Елизавета Ивановна и Мария Ивановна.

По воспоминаниям тетушки, трехлетний Саша «один мог сидеть за роялем часами <...> Все что-то наигрывал одним пальчиком». В пять лет он «уже наигрывал на рояле обеими руками. Во двор часто приходили шарманщики; он слушал их, а потом сейчас же садился за рояль и очень верно наигрывал все только что услышанное. Иногда он играл и свое, что-то очень мелодичное».

Когда в семь лет он написал оперу «Лиза» (в пяти актах), тетушка решила показать мальчика А.Г. Рубинштейну. Тот «был поражен музыкальным талантом Саши и просил меня не заставлять его ни играть, ни сочинять, когда у него не было желания», – вспоминала тетя композитора.

Предполагалось, что мальчик, как и дед, станет военным.

Любовь Александровна сама готовила его к поступлению в кадетский корпус. «...Когда мы садились за уроки, то просиживали часа по четыре без отдыха. Благодаря хорошей памяти он все усваивал быстро, ответ его всегда был ясен».

В эти же годы Л.А. Скрябина начала заниматься с племянником игрой на фортепиано.

В 1882 году Александр Скрябин поступил во Второй московский кадетский корпус, показав прекрасные результаты, и первые годы был среди лучших учеников.

"В числе воспитателей корпуса был дядя композитора – В.А. Скрябин, и Саша жил в его служебной квартире.

Уже в первый год учебы он выступил в качестве пианиста:

«Как-то в праздник у них был концерт. По окончании концерта директор и кадеты начали уговаривать Сашу сыграть что-нибудь; он тогда еще не брал уроков музыки и даже не умел хорошо читать ноты. Он согласился. <...> И вот здесь, выйдя на эстраду, Саша неплохо сыграл Мендельсона, но в конце "Гавота" Баха забыл последнюю страничку, но только на одну секунду запнулся, а затем, что-то прибавив свое, блестяще кончил своим собственным аккордом. <...> Аплодировали ему горячо и заставили его играть свои сочинения».

Летом 1883 года, живя на даче, юный музыкант начал брать уроки у пианиста Г.Э. Конюса. Скрябин, вспоминал Конюс, «оказался знающим не только ноты; он знал гаммы, тональности, и слабыми, еле выдавливающими звук пальчиками сыграл мне, – что именно, не помню, – но чисто и достаточно бегло. О степени его предварительной подготовки можно составить приблизительное понятие по тому, что одной из первых пьес, которую мы играли, было Perpetuum mobile Вебера, op. 24».

В 1885 году мальчик начал заниматься фортепиано у известного преподавателя Николая Сергеевича Зверева и теорией музыки у Сергея Ивановича Танеева.
К этому времени он уже написал несколько пьес, но, к сожалению, не все сохранились.

В кадетском корпусе юный музыкант продолжал участвовать в концертах. Его друг и соученик Л.А. Лимонтов вспоминает об этом так: «8 ноября, в день нашего корпусного праздника... у нас устраивался концерт, в котором принимали участие знаменитые артисты того времени... и вдруг наша шумливая кадетская масса увидала Сашу на эстраде <...> Выступление Скрябина было покрыто бешеными аплодисментами. Кадеты так неистовстовали, что в их усмирение должны были вмешаться воспитатели и, наконец, сам директор».

Обучаясь в кадетском корпусе, Скрябин не мог одновременно заниматься в консерватории, но брал у Н.С. Зверева частные уроки.

По воскресеньям Зверев приглашал своих учеников в гости, где после обеда начинался музыкальный вечер. На этих воскресных собраниях у Зверева впервые стали играть свои сочинения Скрябин и Рахманинов.

О Скрябине тех лет осталась яркая характеристика известного русского критика Н.Д. Кашкина:

«При своем маленьком росте и хрупком телосложении Скрябин тогда имел, на первый взгляд, вид мальчика, но в глазах у него была спокойная уверенность почти взрослого человека. <...>

Все, что он говорил, носило на себе отпечаток такой серьезной трезвости суждений, которая совсем не гармонировала с его полудетскою внешностью, его маленькой, почти детской фигуркой.

В разговоре он всегда смотрел прямо в глаза собеседнику, и в этом спокойном, ясном взгляде чувствовалось, что он как будто внутренне взвешивает человека, с которым разговаривает, отнюдь не преклоняясь перед старшинством лет или какой-либо авторитетностью данного лица.

Он способен был упорно защищать высказанное мнение, но в нем не чувствовалось упрямства ограниченных людей, и при наличности основательных возражений он не боялся признать справедливости мнения, противного своему».

В 1887 году Скрябин решил поступить в консерваторию в класс В.И. Сафонова. Тот сам выбрал Скрябина – его привлекал талант молодого пианиста и мягкий, утонченный тип скрябинской игры больше подходил к школе Сафонова, чем к школе других профессоров Московской консерватории того времени.

В 1888–1889 годах Скрябин обучался одновременно в кадетском корпусе и в консерватории. Летом он вместе с Л.А. Лимонтовым познакомился с семьей доктора И.К. Монигетти. Его сын, Владимир, и дочери, Зинаида и Ольга, долгие годы будут дружны со Скрябиным.

В ноябре 1888 года молодой музыкант в первый раз участвовал в концерте учащихся консерватории. «Игра этого молодого виртуоза, –
писал Н.Д. Кашкин, – судя по костюму еще ученика гимназии, отличалась большим разнообразием и характерностью, ясно обрисовывавшими исполняемые номера».

В мае 1889 года Скрябин окончил свое обучение в кадетском корпусе со средним баллом 9,17 из десяти.

В 1890–1891 учебном году Скрябин обучался по специальному фортепиано у В.И. Сафонова, по классу канона, фуги и инструментовки у А.С. Аренского, по классу истории церковного пения у С.В. Смоленского, по хоровому классу у
С.И. Танеева. У него же Скрябин занимался и в классе контрапункта. И здесь его прилежным назвать было никак нельзя. «Нас было четверо в классе, – вспоминал С.В. Рахманинов, учившийся вместе со Скрябиным и у Н.С. Зверева, и в консерватории, – но я помню только Скрябина и себя. Мы совсем ничего не делали. Сергей Иванович упрекал нас, пытался стыдить, но ничего не помогало».

Впрочем, список произведений, созданных в 1889 году этим «нерадивым» студентом, стал весьма изрядный. Несомненный талант Скрябина-композитора уже становится известным в эту пору музыкальной России.

Свидетельство тому – воспоминания петербургского музыкального критика А.В. Оссовского об одном из выступлений девятнадцатилетнего Скрябина:

«Еще в те ранние годы Скрябин обладал сопутствовавшей ему всю жизнь способностью с первых же взятых им аккордов устанавливать психический контакт с аудиторией, источать от себя некий нервный, гипнотизирующий ток, неотразимо покорявший ее. В этот раз, как и всегда впоследствии, Скрябин играл только свои сочинения <...>.

В исполнении Скрябина они казались импровизациями, как бы тут же рождавшимися, еще носившими неостывший пыл творческого вдохновения: столько полетности, свободы и прихотливости было в его игре, такой свежестью и непосредственностью веяло от нее. Пленителен был уже самый звук инструмента под магическими пальцами его красивых, холеных, небольших рук. На всем исполнении лежала печать индивидуальности и высокого изящества душевного строя, отражавшегося в изяществе внешней формы».

Позже в разговоре Скрябин заявил, что разочаровался в Моцарте и ему "теперь нужны только два композитора: Шопен – в плане индивидуальном и Бетховен – в плане сверхличном"».

Успехи талантливого студента заметила пресса. Рецензент «Московских ведомостей» писал о нем: «...Концерт Гензельта (1-я часть), по своеобразности технических приемов – одно из труднейших фортепианных сочинений, был сыгран учеником Скрябиным (класса профессора Сафонова) с таким спокойствием и самообладанием, какие можно встретить только у вполне опытного виртуоза».

Впрочем, занимался он по-прежнему не слишком прилежно, но всем рекомендациям В.И. Сафонова следовал даже слишком усердно: «Скрябин в высокой степени усвоил себе то... что я всегда внушал своим ученикам:

"Чем меньше фортепиано под пальцами исполнителя похоже на самое себя, тем оно лучше". Многое в его манере играть было мое. Но у него было особое разнообразие звука, особое идеально-тонкое употребление педали; он обладал редким и исключительным даром: инструмент у него дышал. <...> Расставаясь на лето со Скрябиным, я на последнем уроке сказал, между прочим, что надо бы ему обогатить свое туше глубоким ударом, при котором пальцы как бы погружаются в клавиатуру. И показал на примере, о чем говорю. <…> Все лето он играл именно таким ударом и притом так ретиво, что я ужаснулся осенью, когда услышал его».

Излишнее усердие в занятиях кончилось для Скрябина «переигранной» правой рукой.

Осенью 1891 года Скрябин не только выступает как пианист и работает над своей оперой «Кейстут и Бирута», но и испытывает первое серьезное чувство –
в октябре он познакомился с семьей Секериных и сильно увлекся их младшей дочерью Натальей. В это же время Скрябин ссорится с А.С. Аренским, преподававшим свободное сочинение, из-за чего заканчивает консерваторию только по классу фортепиано.

В мае 1892 года Скрябин получил диплом об окончании консерватории с малой золотой медалью. Получения диплома он отметил путешествием в Санкт-Петербург, а потом в Финляндию и Ригу. Из Финляндии он писал
Н.В. Секериной: «...Хороша природа финляндская, но моя душа не лежит к ней.

Есть что-то безотрадное и мрачное, что наполняет все существо тяжелым чувством <...> Но чем я виноват, что меня тянет туда, в роскошную природу, где волны теплые и горят огнями, где стройные пальмы, где много прекрасных цветов. Чем я виноват, что так люблю цветы! Чудно действует на человека этот мир бессловесных созданий, полных прелести жизни и красоты.

Каждый, глядя на них, начинает сознавать, что и он обладает жизнью и благодарит творца за этот несравненный дар».

По возвращению в летнюю Москву Скрябина ждали корректуры от
П.И. Юргенсона, в чьем издательстве печатали произведения молодого композитора, и хлопоты по поводу воинской повинности.

После окончания консерватории Скрябин неоднократно выступал в концертах, исполняя свои произведения, и много сочинял. Впрочем, это не отменяло развлечений, обычных для человека 21 года: «...На новый год – 1893 – мы решили повеселиться: целая компания молодежи, человек двадцать пять, должна была костюмироваться с тем, чтобы ехать в два-три знакомых дома. <...> Я нарядилась дедом-морозом, а моей парой оказалась одна из веселых масок, ехавших с нами, – грациозная испанка – Скрябин, а парой Наташи – одинаково с ней одетый клоуном Николай Константинович Авьерино. <...> Скрябин-испанка в одном доме, где среди гостей была наша мать, так расшалился, что уселся с ней рядом на диван и все время опахивал ее веером» (О.В. Секерина).

«Наташе» – Наталье Секериной – Скрябин посвятил написанный в том же году романс «Хотел бы я мечтой прекрасной». Музыка всегда была для него способом отражения собственной жизни – недаром тогда же он написал в черновом альбоме: «Что значит сотворить, создать (сочинить)? Это значит отразить в себе известные моменты бытия».

В феврале 1893 года А.Н. Скрябин оформил передачу издательству Юргенсона своих произведений.

«Сочинения эти мною уступлены без всякого гонорара: Пьесы для фортепиано: 1) 1-е сочинение – Вальс f-moll, 2) сочинение 2-е – Этюд, 3) сочинение 3-е – Десять мазурок, 4) сочинение 5-е – Два ноктюрна fis-moll, A-dur».

Весной 1893 года у Александра Николаевича возобновилось заболевание «переигранной» правой руки, и он вынужден был обратиться к врачам.

«Доктора еще до сих пор не произнесли свой приговор. Никогда еще состояние неопределенности не было для меня таким мученьем. О, если бы можно было смотреть светло в будущее, если бы можно было слепо верить в это будущее! Каким заманчивым открылся бы тогда перед нами этот жизненный путь, какими твердыми шагами шел бы человек к любимой цели...» –
писал он Н.В. Секериной.

Врачи посоветовали Скрябину поездку на Кавказ, лечение кумысом и морские купания, и в июне он отправился в Самару, а в августе – в Гурзуф. После этого руке стало лучше, но слабость правой руки подтолкнула Скрябина к созданию произведений для левой руки – Прелюдии и ноктюрна ор. 9.

11 февраля (ст. стиль) 1894 года в Малом зале Санкт-Петербургской консерватории состоялся первый авторский концерт Скрябина.

Были исполнены: 1-я соната, этюд, три мазурки, два ноктюрна, два экспромта в форме мазурки, поэма и пьеса «А 5 temps».

На концерте присутствовал М.П. Беляев, впервые услышавший игру Скрябина. А.К. Глазунов вспоминал впоследствии: «...Я обратил внимание на талантливость А.Н. Скрябина и способствовал тому, что издатель М.П. Беляев очень заинтересовался произведениями молодого Скрябина».

Рецензию, опубликованную в газете «Русь», сложно было назвать хвалебной: «Автор выказал здесь свое природное дарование, но, к сожалению, употребил все усилия, чтобы затмить светлые стороны, своего творчества вычурностью и оригинальничаньем в области технических средств, музыкальной композиции… Непоследовательность и нелогичность изложения мыслей, постоянное перебрасывание тональностей, перемена ритмов и движений, сложное преследование всякого рода крайних эффектов придают музыке Скрябина отпечаток неровности и болезненности, неприятно сообщающихся и слушателям <...> г. Скрябин некоторыми из своих вещей показал, что он способен писать непринужденно, просто и грациозно».

Беляев был дальновиднее музыкальных критиков и решил издавать Скрябина, хотя и сам порой оценивал его игру довольно сурово: «Он иногда так комкает свои сочинения, что слушатель, не знакомый с ними, не может усвоить ни ритма, ни мелодии и, таким образом, часто исполнение его идет в ущерб сочинению» (из письма В.И. Сафонову).

В начале 1895 года Скрябин участвует в целой серии концертов в Санкт-Петербурге – и у больших музыкантов его сочинения вызывают больше энтузиазма, чем у прессы. Н.Ф. Финдейзен писал об этом в дневнике: «Утром был в редакции Стасов... рассказывал о новой восходящей звезде – пианисте и композиторе Скрябине, который в пятницу и в субботу (днем после репетиции) играл у Беляева, у которого он и поселился. Все от него вповалку – и Римский-Корсаков, и Лядов, и Блуменфельд с Лавровым, и Беляев (и, конечно, Стасов)».

После концерта 7 марта (по ст. стилю) вышла рецензия, написанная композитором Ц.А. Кюи, который отметил, что Скрябин «заявил себя несомненным и крупным композиторским талантом...». «Он насквозь проникнут духом Шопена. Это не заимствования, не подражания Шопену; это именно шопеновский дух». (Кюи Ц.А. Начинающий композитор. – «Неделя», 1895, 12 марта, № 11).

30 марта (по ст. стилю) Скрябин получил бессрочный паспорт – теперь он мог отправиться за границу.

Путешествие началось в апреле – с Берлина, затем Александр Николаевич отправился в Дрезден и Бастай. В Германии ему удалось встретиться с отцом. Любовь Александровна Скрябина вспоминала, что композитор, «делаясь старше, все ближе сходился с отцом; позднее они сделались большими друзьями, хотя были совсем разные люди, и иногда целые часы проводили в спорах, которые все же оканчивались дружески <...> Отец умел заинтересовать его своей беседой...».

В Германии Скрябин посетил профессора В. Эрба, который, осмотрев его руку, посоветовал (как ранее и русские специалисты) отдых, курс гидротерапии и морские купания. С той лишь разницей, что отдых предполагался в Швейцарии, а купания в Италии.

После отъезда отца, вызванного в Янину, Скрябин чувствовал себя одиноко и был рад скорому приезду в Швейцарию М.П. Беляева.

Кстати, именно в этой поездке зарождается привычный нам «имидж» Скрябина, о чем он тоже писал Беляеву: «Вообще внешность моя теперь ещё ужаснее обыкновенного: я отпустил усы и бороду, которые обещают быть внушительных размеров. Представьте же себе, что это такое!»

Ожидая приезда Митрофана Петровича, Скрябин много работал – с мая по конец июня им были сочинены: экспромт ор. 12 № 2 b-moll, прелюдия ор. 11
№ 3 G-dur, № 19 Es-dur, № 24 d-moll; op. 15 № 5 cis-moll; op 17. № 5 f-moll, прелюдии ор. 11 № 12 gis-moll, № 17 As-dur, № 18 f-moll, № 23 F-dur; экспромты op. 12 № 1 Fis-dur, op. 14 № 2 fis-moll, прелюдия op. 16 , № 2 gis-moll.

Швейцария показалась композитору красивой, но ее жители – скучноватыми. Скрябин смог побывал на могиле матери, и ему повезло познакомиться с некой мадам Гомель, которая помнила Любовь Петровну и даже бывала на её концертах.

В конце июня в Швейцарию наконец-то приехал М.П. Беляев – и дальше Скрябин вместе с ним отправился в Геную, Ниццу, Базель – чтобы к августу опять оказаться в Берлине. Там они оставались до осени и вместе присутствовали на конкурсе пианистов и композиторов им. А.Г. Рубинштейна. Скрябин все еще был за границей, когда в августе в издательстве Беляева вышли прелюдия и ноктюрн для левой руки ор. 9.

В сентябре 1895 года Скрябин вернулся в Москву. Его семья переехала на другую квартиру. По воспоминаниям Л.А. Скрябиной, «жизнь А.Н. теперь несколько изменилась. Работал он, конечно, по-прежнему много, но товарищи посещали его реже <...> Но зато часто бывали у него Сафонов, Танеев и кн. Трубецкой. <...> Иногда также навещали нас профессор Шлёцер с сестрой и Верой Ивановной Исакович» (Л.А. Скрябина).

Пройдет совсем немного времени, и талантливая пианистка Вера Ивановна Исакович станет женой Скрябина.

В октябре 1895 года Беляев подарил Скрябину рояль «Беккер».

Вскоре после этого Скрябин писал Митрофану Петровичу: «...Скажу откровенно: мне всё больше и больше хочется играть в Париже. Руки, слава Богу, меньше меня беспокоят…».

Это желание вскоре сбылось – 1896 год начался для Скрябина с серьезных европейских гастролей – он играл в Париже, Берлине, Гааге, Амстердам, Брюсселе...

В начале поездки Скрябина сопровождал М.П. Беляев, провожая его даже на сцену.

Рецензии на выступления молодого музыканта были восторженные: «Артист, совсем молодой человек, нас поразил и как виртуоз, и как композитор.

В течение часа он очаровывал аудиторию, исполняя целую серию пьес – очень трудных, очень изысканных, элегантной и сжатой формы и гармонически совершенных. <...> Он может считаться одним из лучших фортепианных композиторов нынешней русской школы...» (L'echo musical, 1896, 26 janvier).

«Мы встретились с исключительной личностью, превосходным композитором и пианистом, крупной индивидуальностью и философом; он – весь порыв и священное пламя...» (La libre critique, 1896, 26 janvier).

Из рецензии на концерт Скрябина в Брюсселе 6 января по ст. стилю: «В течение двух часов держал слушавшую его избранную публику под очарованием строгой, отчетливой, нервной и богатой красками игры <...> Г. Скрябин является музыкантом тонкой души, намагниченной соприкосновением с Шопеном и Шуманом... <...> Г. Скрябин имел очень большой успех».
(L'art moderne, 1896, 26 janvier).

С этих европейских концертов для Александра Николаевича начинается новый этап в его жизни, стремительный взлет на музыкальный олимп, рассвет гения Скрябина, намного опередившего свое время.